Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры

http://old.voopik.ru


Каков масштаб ущерба?

«Радио России», 8.08.2006

Статья расположена по адресу: http://radiorus.ru/news.html?id=170884

За последние 15 лет в России украли около 60 тысяч предметов искусства, примерно на миллиард долларов. Не меньший ущерб культурному наследию страны нанесли и разгильдяйство людей, обязанных отвечать за сохранность культурных ценностей объектов, и просто природные катаклизмы. Так, совсем недавно без крыши и части коллекции остался Дом-музей великого русского поэта Федора Тютчева в подмосковном Муранове.

Сотрудник музея: Каков масштаб ущерба? Сейчас мы только подводим итоги, сверяем коллекции. Уже точно можно сказать, что шесть живописных полотен потеряно безвозвратно. Пожар произошел в 22.45. Его заметил охранник. Основная версия — попадание молнии, но есть уже и другие версии. Это мог быть и поджог.

Еще большую печальную известность за последние дни получил еще один, совсем свежий «удар под дых» музейному наследию страны. То ли единичная кража, то ли масштабное хищение, совершенное из главного музея Петербурга — Эрмитажа. Говорит сотрудник пресс-службы музея Ярослав Петренко.

Петренко: В ходе плановой внутренней проверки Государственного Эрмитажа обнаружено исчезновение 221 экспоната. Речь идет о памятниках русского ювелирного искусства, главным образом эмалях, ориентировочно оцениваемых в 130 миллионов рублей. Хранитель большей части этих экспонатов скоропостижно скончалась на рабочем месте в самом начале проверки. Продолжение проверки другими хранителями, принимавшими коллекцию, и обнаружило отсутствие экспонатов. В деле много странностей, но, к сожалению, нет сомнений в том, что не обошлось без участия сотрудников музея. К сожалению, явление оборотней существует и в нашей среде.

Если в случае с пожаром в Муранове речь о виновности работников музея пока идет лишь в форме проверки следствием версии поджога, то в случае с Эрмитажем уже сейчас, несмотря на существование презумпции невиновности, СМИ с подачи руководства музея почти единогласно говорят, что к кражам в питерской сокровищнице причастны, прежде всего, сами хранители. Как рассказали программе участники музейного процесса, если эта версия подтвердится, ничего удивительного профессиональное сообщество в целом для себя не увидит, так как кадровая проблема уже давно стала проблемой № 1 для сохранения музейного богатства страны. Говорит директор Балашовского краеведческого музея Лариса Иванова.

Иванова: Одна из самых животрепещущих проблем — кадровая. Все-таки каждый музейный сотрудник должен быть эксклюзивным кадром. Наверное, когда-то мы к этому придем, когда в музеи будут принимать по конкурсу, когда будут ценить труд музейных работников. И тогда подобных случаев будет меньше, если они не исчезнут вообще.

По мнению экспертов, кадры в музеях сегодня действительно решают всё. Всё, что могут. А могут они, к сожалению, совсем немногое. Законы, дающие им определенные полномочия, есть, а подзаконных актов, расписывающих в деталях, что и как делать, просто не существует. Говорит председатель Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, член Общественной палаты Галина Маланичева.

Маланичева: В 2002 году вышел федеральный закон об объектах культурного наследия и памятниках истории культуры народов РФ. Смотрите, сколько уже прошло лет, а он не может действовать в полную силу. Почему? Потому что отсутствуют нормативные акты. Это закон не прямого действия, он нарушается очень часто оттого, что необходимой нормативной базы не существует пока. Очень долго идет разработка этих нормативных актов. Очень трудно идет процесс согласования, который проходят все эти документы в различных министерствах и ведомствах. Вопрос этот постоянно из года в год обсуждается и обсуждается на очередных ежегодных съездах органов охраны памятников истории и культуры. И не решается.

Не меньшую угрозу музейной безопасности страны представляет и положение дел, в просторечии именуемое «у семи нянек дитя без глаза». Говорит Галина Маланичева.

Маланичева: У нас нет единого федерального органа охраны объектов культурного наследия. Функции государственного органа распределены между тремя ведомствами. В стране нет стройной системы охраны памятников, ее просто не существует. А у семи нянек — дитя без глаза. Вроде многие занимаются, есть несколько программ, а вот если бы был федеральный орган, который бы отвечал абсолютно за всё, и у него же было бы и финансирование, то есть охрана наследия, как у самостоятельной отрасли… И об этом мы говорим много и часто, и говорим бесполезно.

К чему приводят бесполезные разговоры, видно уже невооруженным глазом. Эксперты единодушны: ситуация катастрофическая. Говорит член совета Московского городского общества охраны памятников Константин Михайлов.

Михайлов: Ситуация катастрофическая. Первое, на что хочется обратить внимание, это на физическую утрату памятников, которая из года в год нарастает. Точной государственной статистики у нас на этот счет не существует, что лишний раз подчеркивает отношение государства к данной проблеме. Существуют только приблизительные подсчеты экспертов. И вот эти приблизительные подсчеты колеблются между цифрами 150-250 памятников истории и культуры в год, хотя эксперты говорят, что на самом деле эти цифры покрывают в некоторых регионах, дай бог, только половину, а где и меньше. Историческое культурное наследие исчезает колоссальными цифрами и уходит при полном молчании общества.

Пока СМИ активно обсуждают кражу, пусть и очень значимых, но все же, к счастью, частично найденных произведений ювелирного искусства из Эрмитажа, по всей стране гибнут памятники, увидеть которые снова уже не удастся никогда и никому.

Михайлов: Вспоминая недавние годы, например, было катастрофические лето и осень 2002 года, когда в течение буквально нескольких недель от пожаров погибли несколько хрестоматийных шедевров нашего деревянного зодчества. Такие, как церковь села Спас-Вёжи в Костроме, церковь из села Старые Ключи в нижегородском Музее деревянного зодчества, башня Якутского острога, гостиница Пожарского в Торжке, воспетая Пушкиным в стихах. Всё это погибло в течение нескольких недель одного лета. А страна этого просто не заметила. Министерство культуры, которое должно было следить за сохранностью памятников, не соизволило даже никакого заявления, успокаивающего общественность, выпустить. А успокаивать общественность и не надо было, она никак и не возмущалась. То, что в любой европейской стране долго бы переживалось, обсуждалось, вырабатывались какие-то системы мер, чтобы предотвратить подобные катастрофы в будущем, у нас — тишь да гладь. Бог дал, бог взял, как будто и не нужно нам это художественное наследие.

При этом зачастую понять, что действительно уникальный памятник уничтожен безвозвратно, под силу только специалисту. Говорит профессор Международной академии архитектуры, председатель комитета по деревянному зодчеству российского отделения Международного совета по сохранению культурного наследия Елена Ополовникова.

Ополовникова: Неспециалист смотрит на памятник. Он не понимает, в чем дело, и памятник его не притягивает. Для него нет в нем той чарующей целостности, того обаяния и души, которые есть в памятниках древнерусского деревянного зодчества. Например, остров Кижи, там есть деревня Ямка, где воссозданы старинные избы, традиционные для различных районов Карелии. И один из них дом Вичурина. Естественно, со временем любая деревянная постройка требует постоянного воссоздания, замены бревен и т. д. И вот дом Вичурина недавно воссоздали заново, но сделали его, даже на фотографиях это видно, ну просто как из калибровки. Духа древнерусского деревянного зодчества от него ни йоту не исходит.

И даже усилия энтузиастов, пытающихся в одиночку бороться с бюрократической машиной, пока, к сожалению, единичны и скорее обречены на провал, чем на победы.

Ополовникова: Недалеко от Москвы, под Троицком, пчеловоды, семья — муж с женой, лет 50, у них два взрослых сына-красавца, воссоздали сами на свои средства своими силами прекрасный храм в урочище Борисовка-Введенское. Построили там также несколько бревенчатых домов. Но вот тоже проблема. Сейчас на эту территорию наступает коттеджное строительство. В кои веки раз люди сами на свои средства построили, и их душат прямо у нас на глазах. Они выиграли два суда, у них аренда на 49 лет. У них всё законно. Это кристально честные люди. Мы мечтаем обратиться к Борису Всеволодовичу Громову, потому что все письма, которые мы писали, до него не доходят. На уровне помощников все решается.

Еще большую тревогу искусствоведов, архитекторов и просто не безразличных к культурному наследию страны людей вызывает и тот факт, что разрушение национальной истории происходит практически под носом у властей и совершенно безнаказанно. Говорит член-корреспондент Международной академии архитектуры профессор Владимир Резвин.

Резвин: Главное то, что безнаказанно проходят все нарушения закона об охране памятников. Абсолютно безнаказанно для всех. Причем некоторые вещи вызывающие. Например, в начале Тверского бульвара у Пушкинской площади стоит усадьба Римского-Корсакова конца XVIII века, которая просто на глазах у всех москвичей, у всех органов охраны была практически разрушена. Оставлена только фасадная стенка, и сзади сделано что-то, что будет рестораном или развлекательным центром. В Москве таких классических усадеб в центре практически не осталось. Поэтому ею очень все дорожили. Очень страшно и обидно, потому что люди, которые оставляют фасад, искренне убеждены, что, оставив фасад, они памятник сохранили.

При этом общество, само того не зная, теряет культурные памятники, оценить истинный масштаб уникальности которых порой просто невозможно.

Резвин: Другой, не менее страшный пример — это дом Сухово-Кобылина, который находится на Страстном бульваре. Маленький, одноэтажный, он долго сохранялся. И вот года полтора назад его обнесли забором, и недавно забор этот сняли. И стоит как огурчик такой же точно дом, но это абсолютно заново сделанная вещь. Внутри — планировка, нужная для офиса, для которого всё это делалось. А аргументы у них такие: ну а что, собственно говоря, ведь мы такой же сделали. И почему такие нервы? Тут надо отдавать себе отчет в одном: если архитектура — это искусство, то всякая подделка ни в какое сравнение, конечно, с оригиналом идти не может. Мы это понимаем прекрасно. Сейчас технология позволяет, условно говоря, сделать копию картины «Мона Лиза», что отличить её даже не каждый специалист сможет. Тем не менее эта копия стоит 15 долларов, а «Мона Лиза» — 300 миллионов.

При этом бороться с разрушением национального достояния страны порой просто невозможно, уверены эксперты.

Резвин: Бороться с этим очень трудно, потому что за этим, видимо, стоят очень большие деньги. Одна из причин стара, как мир, — это волюнтаристское принятие решений. Есть такой орган — Реставрационный совет, где представлена полная палитра специалистов, который говорит: этот памятник надо или полностью сохранить или какую-то часть можно перестроить, или им не надо дорожить. Но когда в результате всё решают люди, совершенно не компетентные в этом вопросе, в кабинетах, так и получается. Появляется некое распоряжение, начинается работа, потом общественность начинает выступать, но поезд уже ушел и идет полным ходом.

Однако говорить, что выхода нет, было бы неправдой. Пути и методы сохранения национальной истории существуют, но пока, к сожалению, не в России. Говорит директор Государственного музея архитектуры им. Щусева Давид Саркисян.

Саркисян: В хорошей стране, например, в Англии, а она образцовая в этом смысле, такой жесткий закон, что если у человека сгорел домик… Я знаю примеры. У меня есть знакомый, у которого был дом начала XVII века с соломенной крышей. Это очень дорогое удовольствие, потому что соломенная крыша — это специальный материал, очень дорогой в изготовлении, но если ты не можешь сделать соломенную крышу в своем доме, то ты изволь его не строить вообще. Что он и сделал, построив рядом другой дом. А вот свой исторический дом воспроизвести не смог. А на этом месте дурную копию или подделку ему запретили делать. Благодаря такой вот политике вся Англия имеет совершенно замечательный вид. Это страна, в которой жива вся история.

У нас же пока нет денег не только на достойную зарплату музейным работникам, но и просто на ремонт и содержание культурного наследия. Возможность владеть историческим памятником в самое ближайшее время появится у желающих это сделать. Однако говорить о том, что спасти национальную музейную собственность можно только с помощью частного капитала, наверное, все-таки было бы преждевременным. Пока приватизаторы музейной собственности готовятся «помочь» государству спасти бесхозное историческое достояние страны, оно и само разрабатывает целевые программы, направленные на сохранение культурного наследия. Вот только выполнение этих программ, мягко говоря, тормозится, уверены эксперты. Говорит Галина Маланичева.

Маланичева: Из-за таких бюрократических проволочек, мне кажется, страдает прежде всего реализация программ, направленных на сохранение наследия. Таких программ у нас две: федеральная целевая программа развития культуры на 2006-2010 годы и программа сохранения архитектуры исторических городов на 2002-2010 годы. Первая программа — по линии Министерства культуры. Вторая переводилась: была сначала в Госстрое, потом — в Росстрое, затем — в Минрегионразвития. Вот если бы и та и другая программы, касающиеся сохранения наследия, шли бы под контролем единого федерального органа, то было бы больше порядка. Разумным было бы и распределение средств, и определение объектов.

Пока же эксперты спорят о разумности распределения средств, направленных на сохранение культурно-исторического наследия страны, нам остается надеяться лишь на то, что люди, от качества работы которых сегодня зависит сохранность памятников и музейных ценностей, по-прежнему, словно ангелы, питаясь светом и воздухом, будут заниматься своим подвижническим трудом. Говорит начальник управления по сохранению культурных ценностей ответственной за это федеральной службы Виктор Петраков.

Петраков: Мы всегда к нашим хранителям относились как к людям абсолютным подвижникам, людям, которые почти святые. За ничтожные деньги они хранят огромные сокровища. Но сегодня, вероятно, бацилла наживы проникла и в музейное сообщество.

Пока же ответственные за сохранение культурных ценностей чиновники будут бороться с бациллой наживы, остается только надеяться, что дезинфицирующее средство, которое высокопоставленный культурно-музейный менеджмент будет использовать для чистки своих «авгиевых конюшен», не уничтожит остатки того достояния, что еще осталось у нации.

Печать